Арман страдал. Даже не так – Арман очень страдал. Сегодня ночью – как никогда раньше. Пятисотлетний вампир, владелец шикарного Острова Ночи, признанного журналом Форбс самым пафосным местом развлечения прошедшего года, бывший актер, режиссер-постановщик и продюсер Театра вампиров сидел в одиночестве в пентхаусе небоскреба пресловутого Острова и страдал. Ночь сегодня была особенно звездная, лунная и чуть прохладная – как раз для вампиров его склада.
— Сволочи, — равнодушным голосом, какой бывал у него только тогда, когда вампир был один, произнес Арман. – Сижу тут, весь такой расфуфыренный и красивый, и хоть бы одна сука на свидание пригласила. Или в кино. Или просто поболтать...
Трагически вздохнув, Арман, как и всегда, принялся строить коварные планы мести. Больше всего на свете он хотел отомстить Луи. О, этот Луи – та еще сволочь и гнида. Приоденется весь такой из себя, лицо мрачное сделает, кокаина понюхает, чтоб глаза блестели, и почешет в какой-нибудь клуб по интересам. На его вечно страдающую моську и большие зеленые глаза постоянно клевали смертные и бессмертные.
— Сука-а-а-а, — тихонько провыл Арман, телепатией расколотив антикварную китайскую вазу. – Чтоб ты сдох во второй раз. На кой черт тебя вообще создали...
Кстати, о создателе. Лестат, мать его, де Лионкур. Да – и мать его Габриэль. Но об этой феминистке даже вспоминать не хотелось. Зато мысли о самом взбалмошном вампире за всю шеститысячелетнюю историю существования кровососов никогда не выходили из головы до конца. Лестат – это Лестат. О, как же он хотел отомстить этому раздолбаю за все: за то, что тот как минимум дважды отверг его – Армана! – любовь, за то, что отобрал у него Луи, за ту ересь, что написал о нем в своих книжонках, и за то, что стал рок-звездой, и за многое-многое другое.
— Пафосная самовлюбленная блондинистая сволочь, — прошипел Арман, телепатией умертвив ни в чем неповинных рыбок в огромном, во всю стену, аквариуме.
Впрочем, такие слова о нем самом пришлись бы Лестату по душе. Маркиз де Лионкур вообще был известный мазохист по части словесного поноса. А еще он был у Мариуса на острове. И Мариус показывал ему Тех, Кого Следует Оберегать. И они вместе провели несколько ночей.
— Козлы! – завопил Арман, разъяренный представшей перед его мысленным взором картиной грехопадения, и попутно все той же телепатией проломил ножки рояля. Рояль жалобно тренькнул и, подкошенный вампирским коварством, рухнул на пол.
Мариус, чтоб его черти на сковородке жарили до второго пришествия! Это он во всем виноват. Купил, совратил, соблазнил, укусил, напоил.
— Гад и обманщик, — всхлипнул Арман, со стыдом вспоминая сцену в ванной. Господи, знал бы, чем все закончится, ни за что бы не полез с этим старпером в бассейн. А что тот вытворял – мама дорогая! Арман побледнел, покраснел, позеленел и снова побледнел. Воспоминания о грехах молодости были особенно болезненны. И во всем виноват Мариус! А ведь притворялся добрым и хорошим. Картины с него писал, портреты всякие...
— И обнаженку, — вслух прошептал Арман.
Последнее воспоминание совсем добило беднягу вампира, и он совершенно непафосно разрыдался. Вперемешку со всхлипами Арман клялся всеми известными ему богами, что вот теперь-то он точно нагнет всех этих мелочных, бессердечных кровопийц раком. В конце концов, разве не перед его изящными ступнями тридцать седьмого подросткового размера когда-то лежал весь Париж?
В этот знаменательный миг раздался звонок мобильного.
Арман на секунду застыл, пытаясь собрать мысли в кучу.
— Какого Энкила там еще кто-то звонит? – с плохо скрываемым раздражением прошипел Арман, глядя на свой Vertu.
Телефон тем временем и не думал смолкать. Звонил явно кто-то настырный. Чертыхнувшись, Арман взял трубку в руки и тихо застонал, бросив взгляд на светящийся экран.
— Я слушаю тебя, Лестат, – холодным надменным тоном произнес Арман, поднося мобильный к уху.
— Ах, Арман, мой прекрасный ангел, мы так давно не разговаривали.
Блядско-пафосный голос маркиза де Лионкура Арман не спутал бы ни с чем. А эта манера приветствия могла означать только одно...
— Опять куда-то вляпался?
— Да.
— Что на этот раз? Решил устроить очередной массовый геноцид вампиров и людей?
— Ах, да ладно тебе. Все же обошлось.
— Не твоими силами, — отрезал Арман.
— Ну не зли-и-и-сь. Ты же знаешь, что на самом деле я тебя люблю.
— Врешь ты все, — чуть менее уверенно сказал Арман, мысленно проклиная себя за то, что в очередной раз покупается на речи этого мелкопоместного французского дворянина.
— Арман, — с эротичным придыханием произнес Лестат.
Арман крепче стиснул в ладони ни в чем неповинный Vertu. «Не сработает. Это не сработает», – мысленно твердил он самому себе.
— Внеси за меня залог.
— Что? – пятисотлетний ходячий пафос в лице Армана на пару секунд впал в ступор.
— Залог, ненаглядный мой. В полицейском участке. Пять тысяч. Я как раз в Майами, недалеко от твоего Острова.
— Нет денег.
— Арма-а-а-а-н, ну что ты, как неродной.
И без того убитая размышлениями о мести психика Армана не выдержала, и он трагическим шепотом выдал:
— Я тебя ненавижу, Лестат.
— О, у тебя опять месячные что ли? – понимающее спросил де Лионкур.
— Иди к черту! – рявкнул Арман. – Никакой благодарности! Никакого уважения к старшим! Не буду я за тебя залог вносить!
— Арман, ангел мой...
— Я не твой!!! – Медленно, но верно Арман впадал в истерику. Во второй раз за неполные полчаса.
— Хочешь быть моим? – обрадовано произнес Лестат. – Испей из меня и живи вечно.
— Пошел к дьяволу, я уже давно мертв и подольше тебя, между прочим, — отрезал Арман.
— А я не про кровь, — проникновенным шепотом произнес бывший рок-идол.
Арман застыл, переваривая сказанное, и в следующий миг с громким матом на чистейшем русском запустил свой Vertu, стоимостью с хорошую иномарку, в сторону камина. Смачно ударившись о мрамор каминной полки, мобильный упал на роскошный персидский ковер. Зная о собственных приступах истерии, Арман специально заказал этот экземпляр в титановом корпусе – в итоге Vertu мог выдержать даже прямое попадание из гранатомета.
Чувствуя, что сейчас снова разрыдается, пятисотлетний вампир и просто мечта педофила в панике пытался отыскать в кармане платок, когда злосчастный телефон зазвонил снова.
Чертыхнувшись, Арман схватил трубку и рявкнул:
— Лестат, отвали от меня! Ненавижу тебя, сволочь! Всю жизнь мне испортил!
— Здравствуй, Арман, — произнес низкий спокойный голос на том конце провода.
— Ма... Мариус? – изящные брови Армана поползли вверх, но мгновение спустя кукольное лицо вампира исказилось от ярости. – Тебя еще не хватало, педофил хренов!
— Арман, мальчик мой, разве я так часто о чем-то прошу? И зачем же сразу педофил?
— А что, разве не так? Собрал себе целый гарем в Италии, а меня... меня...
— Ангел мой, заплати за меня залог.
— Чтооо?!
— Залог. В полицейском участке.
— Пять тысяч, Майами? – чувствуя, что сейчас впервые за несколько сотен лет нежизни потеряет сознание, убито спросил Арман.
— Совершенно верно. Итого – десять тысяч.
— Десять?!
— Ну, ты же не оставишь маркиза де Лионкура гнить в этом неуютном, продуваемом всеми ветрами месте?
— Так этот... этот... он с тобой?
— А то, — с потаенной гордостью произнес Мариус. – Кстати, мне тут подсказывают, что лучше всего нести пятнадцать.
— Почему? – убито спросил Арман, пытаясь переварить информацию.
— Так ведь... А как же Луи?
— Ненавижу, — прошептал Арман. – Ненавижу вас всех. Вы мне...
— Всю жизнь испортили, я знаю. Солнышко мое, ангелочек мой, мальчик мой...
— Иди к дьяволу, — неуверенно сказал Арман, как-то совсем по-детски шмыгнув носом.
— Амадео...
Волшебное слово, а вернее, имя, возымело действие.
— Что вы такого сделали?
— Ну, ты понимаешь, — вдохновенно начал Мариус, поняв, что фактически добил оппонента. – Мы решили пойти на стриптиз и...
— На какой еще стриптиз?
— На мужской, разумеется, — послышался после небольшой возни в трубке голос Лестата. – Ах, там были такие прекрасные юноши! Такие изящные и грациозные.
— Не желаю ничего слушать! – истерично завопил Арман.
— Не прекраснее тебя, не ревнуй, — засмеялся маркиз и по совместительству главный пиздец вампирского сообщества. – В общем, мы с мужиками немного перевозбудились и...
— И разнесли весь клуб к черту. – Трубку снова перехватил Мариус.
— Весь? – Арман уже мысленно подсчитывал убытки.
— Да. Так что придется платить еще и за его восстановление, и моральный ущерб танцорам за поруганную честь, и...
— [censored]!
— Амадео, разве я учил тебя таким словам?!
— Не называй меня так.
— Я буду называть тебя, как захочешь! – хорошо поставленный за время долгой пожизненно-посмертной актерской карьеры голос Лестата был в этот миг как никогда ненавистен. – Мы сейчас действительно на мели. Все трое.
— Мы отработаем! – хоровое исполнение вампирской троицы в конец добило несчастную детскую психику Армана.
— Я еду, — просто сказал он и выключил телефон.
Наступила столь долгожданная, поистине божественная тишина. Глубоко вздохнув, Арман прикрыл глаза и холодно улыбнулся.
— Отработаете? Ну, вас за язык никто не тянул. Так, собрать некоторые бумаги и в путь.

— Да, я за ними, – убийственно-надменно произнес Арман, глядя в глаза офицеру полиции, который меланхолично жевал пончик.
— Да забирайте. А то этот белобрысый мне сейчас весь отдел глазами оттрахает.
— Ах, какая пошлость, — прошептал себе под нос бывший завсегдай венецианских борделей и направился следом за офицером к камерам временного задержания.
Любитель пончиков не обманул – Лестат де Лионкур, во всей красе расположившийся на единственном стуле в камере, закинув ногу на ногу, расправив плечи и скрестив руки на груди, бросал томные взгляды на двух молодых полицейских, которые старательно изображали каменные лица и непоколебимость закона штата Флорида.
Луи, ни на секунду не изменяя своей излюбленной манере пафосного одиночества, сидел прямо на полу в дальнем углу камеры и с убийственной ревностью наблюдал за Лестатом. Мариус, прислонившись спиной к стене, стоял ближе всего к выходу и, судя по задумчиво-мечтательному выражению лица, размышлял о вечном – о себе.
— Арман, — томно на все помещение произнес Лестат. – Я знал, что ты спасешь нас, явившись, словно прекрасный принц. Ах, моя любовь к тебе поистине безгранична и...
— Об этом мы еще поговорим, — чувствуя себя как никогда замечательно, с коварной улыбкой произнес Арман. – Я внесу за вас залог и даже, так уж и быть, оплачу восстановление клуба и все компенсационные выплаты.
— Это так... благородно, — тихо произнес Луи, улыбаясь в своей абсолютно неподражаемой манере.
Мариус, который знал Армана дольше всех остальных, уже почувствовал подъеб и молчал.
— Обговорим условия, — с невинным видом спаситель уселся на стул возле стены прямо напротив камеры.
— Ну, вы тут обговаривайте, а я пойду, — пробасил офицер. – Скоро «Секс в большом городе» начнется.
— Конечно, мы ни в коем случае вас не задерживаем, — ослепительно улыбнулся смертному Арман. Этой улыбкой он награждал раньше только Мариуса и с садистским удовольствием отметил, как перекосилось от злости лицо его создателя. «Ты у меня еще попляшешь, римлянин», — радостно подумал Арман, доставая из дорогого кожаного кейса кипу бумаг.
— Итак. Раз уж вы говорили про отработку, мальчики.
— Было дело, — с все еще беззаботным, но уже чуть более напряженным видом ответил Лестат. Луи, подозревавший самый пессимистичный исход событий всегда и везде, попытался пройти сквозь стену или просто провалиться этажом ниже, но его не слишком сильных вампирских возможностей хватило только на то, чтобы отковырять кусочек штукатурки.
— Так вот. Я решил не просто восстановить клуб, который вы умудрились разнести, напившись «Кровавой Мэри». Я его куплю. Документы уже все готовы.
— Ну, бизнес – это хорошо, — задумчиво глядя на свое дитя, сказал Мариус.
— Да, мой Мастер. Я уже все подсчитал. Ваш залог, восстановление клуба, выплаты танцорам, выплаты официантам и барменам, пошлины и налоги за заключение сделки... Учитывая среднюю ставку танцора в клубе, чаевые от посетителей не учитываются в данном случае, вы будите работать на меня ближайшие несколько десятков лет каждую ночь.
— ЧТО?! – Мариус схватился за сердце и начал грациозно сползать на пол.
— Мариус, что за?.. Арман!
— Что такое, Лестат? – мелодичным голосом почти пропел вампир, прижимая к себе кейс.
— Что ты...
— Да ладно, тебе не привыкать выступать на сцене. А остальные научатся по ходу. И кто мне говорил, что отработает? Вот сейчас уйду, и никто вас отсюда не вытащит. А скоро рассвет.
— Меня не пугает рассвет, — отрезал Лестат.
— Да я всех и так заставлю забыть о произошедшем – или я не один из Детей Тысячелетий? – мрачно отозвался Мариус, на секунду отвлекшийся от изображения инфаркта.
— Все так. И все бы вам удалось – вот только мне не надо было звонить. Вы же понимаете, что я теперь этого так не оставлю, и просто заставить смертных забыть у вас не получится?
— Сволочь ты, — мрачно отозвался Луи, с хмурым видом поправляя волосы.
— Ты даже не представляешь, насколько, — невинно улыбнувшись, подмигнул ему Арман. – Так что – за мной, мальчики. Теперь мы с вами не расстанемся. В ближайшие пятьдесят лет уж точно.

— Я больше так не могу, — заламывая руки в пафосном жесте, заявил Лестат, хлопнув дверью гримерки.
— Мой мальчик, тебе очень даже идет этот садо-мазо костюм, — парировал Мариус, стоя перед огромным, во весь рост, зеркалом. Идеально подогнанный костюм сидел как влитой. Мариус даже к выбору таких вещей подходил с особой тщательностью.
— Луи, твой выход, — железным тоном произнес Арман, вытаскивая из тонких кожаных стрингов Лестата банкноты. Бывший плантатор Луизианы, вампир с насыщенным прошлым и трагической историей, первый книгоиздатель в истории гемоглобинозависимых, с трудом удерживаясь на высокой платформе сапог, с изяществом истинного вампира выплыл за дверь.
— Чтоб тебя! – рявкнул принц проклятых.
— Это пойдет на оплату шеста, который ты погнул на прошлой неделе. Говорил же тебе – не усердствуй так. Силы свои рассчитать до сих пор не можешь.
Трагически вздохнув, Лестат изящно рухнул на небольшой кожаный диванчик.
— Я устал. Я ухожу, — закатив глаза, произнес де Лионкур.
— Куда ты денешься в ближайшие... – Арман на мгновение замолчал, подсчитывая в уме. — Шестьдесят восемь с половиной лет.
Исторгнув душераздирающий вопль отчаяния, Лестат закрыл лицо руками и свалился с дивана.
— И незачем так орать. Меня не проймешь.
— Амадео...
— Мастер, я скоро установлю штраф на это имя.
— Хорошо, я понял. Может, ты дашь нам выходной? Мне бы надо заглянуть к себе, у меня дома утюг не выключен и кошка не кормлена.
— Я подумаю, — холодно отозвался Арман, вбивая в компьютер бухгалтерскую смету за последний квартал. – Так, а что это вы стоите? Разве сейчас не тройное выступление всех вас? Давайте-давайте, вперед, принесите вашему любимому ангелу денежки, — вскочив с кресла, Арман одной рукой поднял Лестата с пола, а другой развернул Мариуса, которому едва доставал до груди, по направлению к выходу.
— Не пойду! – хором завопили оба сильнейших вампира современности.
— Мальчики, не бузите. Вы у меня лучшие, — с невинным видом поцеловав в щеку каждого из бывших и в некоторой степени даже нынешних бессмертных любовников, Арман со словами «Работать, негры! Солнце еще не встало!» вытолкнул их за дверь.
— Слава всем богам, теперь мне никто не помешает, — устало поправив волосы, Арман закрыл защелку на двери и уселся в любимое кресло, снова погрузившись с головой в подсчеты. Параллельно со сметой клуба там высвечивались биржевые сводки и данные от издательства о продажах его книги.
Простой русский мальчик Андрей, когда-то в Италии носивший имя Амадео, а во Франции ставший Арманом, больше всего на свете любил не вечно вляпывающегося в неприятности Лестата, не надменно-безраличного Луи, не некогда боготворимого им Мариуса, и даже не себя. Больше всего на свете Арман любил деньги.
Может быть, именно поэтому в итоге он всегда получал то, что хотел. (с)